Канон свят. Андрея Критского полон образов и событий Священной истории. Это не просто отвлеченные аллегории, каждое из них переживалось святителем, как свое собственное, каждое действие Бога в них воспринималось как имеющее прямое отношение к делу спасения. В этом заключается удивительное богатство Великого покаянного канона.
Я не берусь разбирать все упоминаемые имена, эту информацию несложно найти в сети, но постараюсь просто поделиться теми размышлениями, которые «всплывают» в голове по ходу движения глаз в тексте. Прошлый раз я сказал о светлой печали покаянного пути, теперь же хотел бы усугубить тему покаяния. Канон это все-таки «камертон», задающий тон всей Четыредесятницы, потому как мы начнем пост, так и «поплывем» дальше.
Практически вся первая песнь второй части затрагивает преступление Каина. Естественно, что именно с ним, а не с Авелем, сравнивает себя свят. Андрей, так должны и мы мыслить о себе. Если нам покажется, что первопричина греха лежит в Адаме и Еве, что мы только пожинаем горькие плоды их преступления, а сами является лишь жертвой, то пусть образ Каина отрезвит нас. Его никто не заставлял убивать брата, это было его свободное действие, тем более что убийств до этого человек еще не знал. Да, убийство – явилось следствием греховной испорченности, но и Авель унаследовал точно такую же склонность, однако, тем не менее, не реализовал ее. Потому мы, ничуть не лучше, а во многом и хуже Каина: «Превзойдя Каиново убийство, сознательным произволением, через оживление греховной плоти, я сделался убийцею души, вооружившись против нее злыми моими делами», – поет свят. Андрей. Мы знаем, что самоубийство – тягчайший грех, чуть ли «экспрессом» влекущий душу в погибель, но не схожи ли мы с самоубийцами, когда осознанно продолжаем «убивать» себя, но только уже не во временной жизни, а в вечности?
«Авелевой праведности, Иисусе, я не подражал, никогда не приносил Тебе приятных даров, ни дел богоугодных, ни жертвы чистой, ни жизни непорочной», – продолжаем мы слышать в каноне. Историю с жертвоприношением братьев мы хорошо знаем. Естественно, что в каноне идет речь не о каких-то внешних действиях, но о внутреннем состоянии каждого из них. Перед нами кроткий, благочестивый Авель и дерзкий, самолюбивый Каин. Первый приносит в жертву лучших животных из своего стада, второй – плоды земледелия, причем в Бытии ничего не сказано о том, чтоб они также были лучшими. По всей видимости, Каин выбрал то, что было не жалко – такая себе подачка Богу, лишь бы отделаться. «Верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его» (Евр. 11, 4), – пишет апостол Павел, указывая на веру младшего брата, веру в Искупителя, прообразом Крови Которого стала кровь животных.
Образ Авеля – это своего рода образ Идеала, рядом с ним мы должны прочувствовать собственную порочность. Потому вернемся к Каину, ведь, как я уже упомянул, именно с ним сравнивает себя свят. Андрей: нет у нас ни богоугодной дел, ни чистой жертвы, ни непорочной жизни. Только представьте себе: как так можно? Мы же годами ходим в храм, молимся, исповедуемся и причащаемся, а богоугодной жизни так и не стяжали. В чем здесь проблема? Достаточно просто обернуться и немного всмотреться в собственные поступки, желания, даже просто распорядок дня. Довольно часто мы относимся к Богу точно также как Каин: по остаточному принципу. Все наши духовные потуги, все наши действия – это лишь кратковременные попытки отдать Господу самую малую часть наших сил и нашего времени. Мы ведь действительно даже на молитву становимся тогда, когда все земные дела завершены, когда мы уставшие, мысли рассеиваются, а глаза упорно пытаются закрыться. Утром ситуация не лучше – впопыхах, на скорую руку кое-как пробубним молитвы – и снова за заботы. В итоге рассеянный ум, усталость, сонливость, кратковременные попытки хоть что-то сделать для души – это как раз та, далеко не самая лучшая, каинова жертва Богу: «Предпочтя нестяжательности жизнь, привязанную к земным вещам и любостяжательную, Спаситель, я теперь нахожусь под тяжким бременем, – слышим мы во второй песни канона и чуть далее еще, – усердно заботясь об одном внешнем благолепии, я пренебрег внутренней скинией, устроенной по образу Божию».
Причастие, подумаем мы, вот где хоть немного мы трудимся. Но стоит напомнить себе, что причаститься можно и в осуждение. Если жертва наша порочна, то для этого случая у пророка Исайи есть слова, указующие на последствия использования такой жертвы, людьми беззаконными: «Закалающий вола – то же, что убивающий человека; приносящий агнца в жертву – то же, что задушающий пса; приносящий семидал* – то же, что приносящий свиную кровь; воскуряющий фимиам – то же, что молящийся идолу» (Ис. 66, 3). Если сейчас, с началом Великого поста, мы все-таки смогли хоть как-то перенастроить свою жизнь, выкроить чуть больше времени для Бога и для собственной души, то что нам мешает поступать также и вне святой Чытердесятницы, наполнить святостью и другие дни? В посту мы меняемся, но изменения эти не должны носить временный характер, лишь на эти семь недель, какой-то задел необходимо сохранить и на внепостовое время.
Напоследок хотелось бы снова вернуться к словам канона: «Через оживление греховной плоти, я сделался убийцею души, вооружившись против нее злыми моими делами», – и сказать о них немного в ином контексте. Здесь мы видим явное противопоставление души и плоти. В святоотеческой аскетической традиции именно плоть, но не тело как часть творения Божия, воспринимается в качестве источника греховной жизни. Это не онтологическое, а именно аскетическое различение. Через плоть действует грех, через плоть действует и диавол. Можно смеяться над верующими сколько угодно, но нельзя забывать, что именно посредством естества формируются практически все пороки. Принятие пищи – естественно, но совсем чуть-чуть и оно становится чревоугодием; телесное единение мужчины и женщины – естественно, но сегодня оно практически везде проявляется в страсти блуда; отдых – также естественен, но от него всего один шаг к лени и праздности. И так во всем, чуть стоит расслабиться, рассеять внимание и сосредоточенность, как тут же мы становимся убийцами души через греховные устремления плоти. Диавол нам внушил, что если мы не будем удовлетворять естественные потребности, то погибнем, в большинстве случаев так оно и будет. Но мы, христиане, беря на себя подвиг поста, трудов и воздержания, в какой-то мере попираем естество плоти, через которую действует нечистая сила. Только так и возможна борьба с грехами, только так и возможно хоть сколь-нибудь искреннее покаяние. «Христос был искушаем; диавол искушал, показывая камни, – слышим мы в девятой песни, – чтобы они обратились в хлебы; возвел Его на гору, чтобы видеть все царства мира в одно мгновение; бойся, душа, этого обольщения, бодрствуй и ежечасно молись Богу».
Наш враг не спит и не требует отдыха, так что расслабляться нельзя. Мы сейчас в самом начале пути, но у нас есть все средства дабы его достойно пройти и не жалеть о недоделанном.
См. также — Канон преп. Андрея Критского
Просмотров (15)