В 1990-е годы родители Екатерины эмигрировали в Новую Зеландию и, как шутит сама девушка, вывезли ее с собой в животе. После школы Катя закончила медицинский университет и работает медсестрой в новозеландской больнице. Последние два года девушка приезжает на несколько месяцев волонтером в больницу святителя Алексия в Москве. О том, зачем она это делает, Екатерина рассказала нашему журналу.
— Вчера мне совершенно случайно пришлось отвезти человека в травмпункт. Я выхожу из троллейбуса и вижу на остановке парня лет тридцати, у которого вместо левой стороны головы — кровавое месиво. Кость торчит, глаза не видно, кровь прямо на асфальт капает. И все люди из троллейбуса как будто испарились, осталась я одна. А у меня есть небольшой страх — подойти или не подойти к человеку, если он сам не просит? Но я вижу, что там все плохо. Говорю: «Мужчина, вы в порядке?» Он бубнит что-то невнятное в ответ. Скорее всего, сильно пил, а потом была драка — от аварий другие травмы. Я даже растерялась, не понимая, что с ним делать. И тут какой-то прохожий подсказывает, что недалеко есть травмпункт и нужно вести страдальца туда.
Идем. Я стараюсь задавать вопросы, чтобы он не потерял сознание. Оказалось, что его зовут Константин. Говорю — хорошее имя. Когда я назвала свое, Костя отреагировал с юмором: «Тоже неплохое». Пыталась узнать, откуда травма, но в ответ слышалось что-то нечленораздельное. Наконец мы дошли до травпункта и им занялись медики. К сожалению, я не знаю его дальнейшей судьбы. Но переживаю, как он там. Нельзя же быть сестрой милосердия только в конкретной больнице — это служение распространяется на всю жизнь, где бы ты ни оказался. Папа даже подшучивает надо мной: «Ты кого угодно залечишь».
Переезд в Новую Зеландию в корне поменял не только внешнюю жизнь нашей семьи, но и внутреннюю, духовную — мой отец именно там пришел к вере и привел в Церковь меня. У нас в городе Окленд православная община храма Воскресения Христова, где я с детства пою в хоре.
Я стала интересоваться, есть ли что-то подобное в современной России, и нашла сначала Свято-Елисаветинский монастырь в Белоруссии, а затем попала на портал Милосердие.ру. И тут я поняла, что сама хочу стать сестрой милосердия. Эта мысль была у меня уже давно, но окончательно она сформировалась только после учебы в медицинском университете и работы медсестрой в Новой Зеландии. Я рассказала о своей мечте нашему настоятелю, протоиерею Владимиру Бойкову, и он устроил мою первую поездку в больницу святителя Алексия в Москве.
В новозеландской клинике с уважением относятся к волонтерам, которые едут в другие страны. Поэтому меня с тех пор отпускают в Россию без проблем.
Бабушка с тяжелым характером и такой же формой деменции — память периодически совсем пропадает. Однажды, пока я ее мыла, она начала уверять, что под соседней кроватью завелись «бабайки». Я не совсем поняла, что она имеет в виду и, естественно, ничего там не заметила. Но посоветовала ей помолиться, хотя с пациентами говорить о вере нам запрещено — можно только позвать капеллана. Вдруг она берет меня за руку и начинает читать на всю палату «Отче наш»! Это при том, что она не всегда помнит, как ее зовут и где она находится. После молитвы ей сразу стало легче.
Я очень скучала в прошлом году, когда улетела в Новую Зеландию. Здесь, в больнице святителя Алексия соединились две главные вещи в моей жизни: православие и медицина. Очень тяжело было возвращаться из этой среды обратно. В западном мире я вижу некую изоляцию больных людей. Там, например, непросто попасть в больницу волонтером — нужно пройти такую бюрократическую лестницу, по которой не каждый человек сможет подняться. Будет огромное количество проверок и перепроверок. А если и пройдешь их, то ни в чем, кроме обычного общения с людьми (причем темы политики и веры строго запрещены) участвовать тебе нельзя. В больнице святителя Алексия помощь страждущим людям более открыта. Практически каждый, кто хочет помочь, имеет такую возможность.
Часто люди переезжают в Новую Зеландию в поисках лучшей, спокойной жизни. Действительно, там мало суматохи. Идешь по улице, навстречу идет человек. Улыбаешься ему, он улыбается в ответ. Казалось бы, идиллия. Но вместе с тем это совершенно другое общество, которое ставит перед христианами сложные вызовы времени.
Отдельная боль — эвтаназия, которую могут узаконить. Мне страшно за несчастных бабушек и дедушек, которые, чувствуя себя обузой, будут соглашаться на эту процедуру. Как только появляется этот, как они говорят, «выбор — жить или не жить», выбор исчезает. Они, я уверена, будут психологически вынуждены его сделать, чтобы не причинять остальным неудобства. Жить в таком «перевернутом» обществе, где убийство человека выдают за помощь, — очень тяжело.
Прийти к человеку, быть с ним — вот это значит принести ему настоящее облегчение.
Работа в паллиативе с умирающими людьми полностью переворачивает твое сознание. Ты начинаешь смотреть на многие проблемы и вещи с точки зрения Вечности и посмертной ответственности перед Богом. Перестаешь волноваться о каких-то несущественных мелочах вроде нового телефона или модной одежды. Главное — не растерять это состояние, когда возвращаешься обратно. В Москве всегда и везде открыты храмы, где ты можешь получить духовную поддержку, а в Окленде, где я живу, православный храм всего один, и службы там проходят только по воскресеньям и праздникам. Дай Бог русским ценить то, что у них есть.
Просмотров (6)