Святитель Андрей, архиепископ Критский

17 июля — день памяти свт.Андрея, архиепископа Критского

Святитель Андрей, архиепископ Критский, родился около 660 года в Дамаске от благочестивых родителей Георгия и Григории. От рождения до семи лет он был немым. Немота его разрешилась чудесным образом после причащения Святых Христовых Таин. Уже в отрочестве святой Андрей, чуждавшийся игр сверстников, выказывал склонность к книжным занятиям. Начальное образование он получил в Дамаске. Здесь он познакомился с логикой, риторикой, древней философией. На четырнадцатом году жизни, чувствуя призвание к иночеству, он удалился в обитель преподобного Саввы Освященного в Иерусалиме. Здесь он был причтен к клиру и назначен секретарем при Патриархе. Одновременно с иноческим послушанием будущий святитель усердно трудился на поприще церковно-богословского образования. Соединение евангельских добродетелей с ученостью и блистательным даром церковного слова — вот таланты, полученные от Бога, которые приумножал всей своей жизнью святой Андрей.

685-й год стал переломным для святого: подошла к концу его уединенная жизнь—святой был промыслительно определен к общественному церковному служению. Вместе с двумя другими монахами святой Андрей был послан местоблюстителем Феодором в Константинополь для подтверждения согласия Иерусалимского патриаршего престола с решениями VI Вселенского собора (680—681 гг.). Монахи вскоре возвратились в Иерусалим, а святой Андрей остался в Константинополе. За ним навсегда осталось прозвище «Иерусалимит», т. е. «иерусалимлянин», что почти всегда отмечается в надписании его творений.

Патриарх Константинопольский рукоположил святого Андрея в диакона Великой Церкви — Святой Софии, Премудрости Божией, в которой он прослужил около двадцати лет. Кроме диаконского служения, святой Андрей был назначен орфанотрофом (главой сиропитательного дома) при Великой Церкви и главой герокомиона (дома милосердия для престарелых) в квартале «Евгения» Константинополя. Его многолетние труды не остались незамеченными, и при патриархе Константинопольском Кире (706—712) святой Андрей был рукоположен в архиепископа острова Крит.

Архипастырское служение святителя Андрея было многогранным. Во-первых, это было словесное служение. Святитель Андрей был великим гимнографом. С его именем связывают создание формы богослужебного канона, он заложил основы великопостного богослужения (до нас дошли лишь немногие из 70 канонов святого Андрея Критского на дни Четыредесятницы). Писал он и каноны больших праздников, отдельным святым, а также стихиры. Духовным средоточием его гимнографического творчества является Великий покаянный канон; весьма значительны и другие его творения. Святителем Андреем написаны каноны воскрешению Лазаря, женам-мироносицам, Преполовению Пятидесятницы, трипеснцы на повечерии Недели ваий и первых четырех дней Страстной седмицы, каноны на Рождество Богородицы, на Зачатие святой Анны, на Рождество Иоанна Предтечи и на Усекновение его честной главы, каноны мученикам, а также немало стихир праздникам и святым. Наряду с гимнографическими творениями для православного воспитания паствы святителя Андрея имели большое значение его Слова (которых известно около двадцати) на праздники и на дни памяти отдельных святых. Святитель Андрей был усердным молитвенником, стяжавшим от Господа дар чудотворений. Он исцелял людей, изгонял бесов, во время засухи низводил дождь; известен случай отступления от Крита сарацин по его молитвам.

Когда в Византии началось иконоборчество, святой Андрей выступил в защиту почитания икон (сохранилась часть его трактата на эту тему). Есть сведения, что он и в Константинополе выступал против иконоборцев.

Возвращаясь после одной из поездок в столицу, святой Андрей заболел, и, не доехав до Крита, умер в портовом городке Ерессо на острове Митилина. Это было 4 июля 740 года. Его святые мощи покоятся в одном из храмов г. Ерессо.

Богодухновенное творчество святителя Андрея исходит из его глубочайшего молитвенного опыта. Сами его творения, как гимны, так и Слова, свидетельствуют о его святости: мысли, чувства, образы, заключенные в них, могли родиться лишь в душе, достигшей самой высокой степени чистоты. За каждым его творением — каноном, Словом, стихирой стоит опыт духовного сопереживания того или иного Евангельского события или события из Священной истории Ветхого и Нового Заветов. Вершина творчества святого Андрея — Великий канон, который иногда называют «покаянной автобиографией» святителя. Песнописец приносит в этом каноне покаяние Богу не только от себя, но и от каждой человеческой души. О событии Рождества Пресвятой Богородицы святой Андрей говорит так: «Если можно измерить землю горстию и обвесть море вервием, если можно измерить небо пядию (Ис. 40, 12) и исчислить множество звезд (Пс. 146, 4), если можно постигнуть капли дождя (Иов 36, 37), пылинки земли, вес ветров (Иов 28, 25) и количество песка, то можно понять и настоящий предмет наш». В Слове на Воздвижение духовное созерцание тайны Креста изображается словесными образами: «Крест—лествица на небо, стезя к добродетели, залог жизни, смерть для смерти, отражение тления, угашение огня, дерзновение к Богу, ключ к Небесному Царствию…». В стихире службы Рождеству Иоанна Предтечи святой Андрей, стремясь выразить само существо личности великого Предтечи, произносит: «Пророков предел и начало Апостолов, земнаго Ангела и небеснаго человека, глас Слова, воина и Предтечу Христова, от обещания предвзыгравшася и проповедавша прежде Рождества Солнца Правды, днесь Елисавет раждает и радуется…».

Полученный от Бога и приумноженный молитвенным подвигом дар духовного созерцания делает святого Андрея подлинным тайнозрителем священных событий, его творения обладают воистину Божественной полнотой и красотой.

Великий канон — путеводитель в духовном восхождении

Несомненно, что наряду с внешними достоинствами труда преподобного Андрея Критского основную ценность представляют его внутренние качества и прежде всего — руководство Великого канона к внутреннему возрождению души человеческой…Остановимся на этом как основном, ибо и самый Канон написан ради этого внутреннего его отношения к жизни человека.

Прежде всего необходимо тщательно всмотреться в то основное, на что направлены помыслы преподобного составителя Канона, а цель его как подвижника, инока, естественно, — внутренняя духовная жизнь. Руководство к ней и жизнь в духе есть, по известному выражению, «наука из наук и художество из художеств».

И мы замечаем, что преподобный Критский пастырь вводит душу человека в эту науку и в это художество с присущей его личности последовательностью, мягкостью, искренностью. Он не хочет отпугнуть душу, которая несет на себе печать и язвы греха, а тихо раскрывает несчастье этих язв, этого греха и убеждает в том, как прекрасна жизнь в Боге, какое великое милосердие ожидает душу, возжелавшую Бога, но одновременно и не скрывает, что путь этот — деятельное и совершенное покаяние.

Вначале преподобный Андрей только констатирует состояние души, которая ушла далеко от Бога, спокойно и ясно объясняет, чего она лишается. Авелеве, Иисусе, не уподобихся правде, дара Тебе приятна не принесох когда, ни деяния Божественнаго, ни жертвы чистыя, ни жития непорочнаго [58]. Только это утверждение, только указание на то, чего нет у человека, только желание показать, как душе хорошо, когда у нее есть и дар приятен, и жертва чистая, и непорочное житие… Здесь — еще ни одного покаянного возгласа: душу надо привлечь к красоте Божественной жизни, не запугать, не удалить ее.

Далее Преподобный развивает мысль о том, что Господь не войдет в суд с кающейся душой, взвесит все ее неправды, но презирая лютая, спасет человеческую душу (песнь 1-я) [59]. И только позднее, когда душа возымеет доверие к ведущему ее доброму и милостивому пастырю, преподобный Андрей со всей откровенностью приступает к обнаружению духовных язв, к покаянию, которое воистину соделывается таинством.

Уязвихся, уранихся, — вопиет преподобный песнописец вместе с душой, которую взял на свои плечи, — се стрелы вражия, уязвившия мою душу и тело, се струпы, гноения и омрачения вопиют раны самовольных моих страстей (песнь 2-я) [60]. Дальше сугубость покаяния нарастает. Преподобный говорит вместе с кающейся душой, что он сам — тот человек, который более всех грешен: несть… иже согреши в человецех, егоже не превзыдох прегрешеньями (песнь 3-я) [61].

Далее душе показывается возможность спасаться от содомского греха: горе в Сигор [62]. А дальше мы слышим уже подлинные покаянные вопли; человек введен, он входит в благодать покаяния. Отсюду осужден бых, — свидетельствует преподобный Андрей уже в 4-й песни, — отсюду и препрен бых аз окаянный от своея совести еяже ничтоже в мире нужнейше: Судие, Избавителю мой и Ведче, пощади, и избави, и спаси мя, раба Твоего [63]. Преподобный пастырь Критский доходит здесь до всечеловеческой трактовки греха, он говорит о суде совести, которая строже всего (нужнейше) в мире и исторгает у кающегося сознательный глубокий голос покаяния: пощади… избави… спаси.

Преподобный песнописец действует здесь в согласии с тем законом Христовым, который начертан был в его сердце, с теми заповедями Спасителя, которые были открыты человеку в Нагорной Проповеди; и первой заповедью было смирение сердца, нищета духа: Блажени нищие духом (Мф 5:3; Лк 6:20). Только приведя душу человека к состоянию этой блаженной нищеты, преподобный Андрей может вести ее дальше по лествице Евангельских добродетелей.

В нашей отечественной аскетической литературе много внимания уделял учению о Евангельских добродетелях, о их последовательности святитель Игнатий Брянчанинов. «Нищета духа, — пишет святитель Игнатий, — блаженство, первое в Евангельском порядке, первое в порядке духовного преуспеяния, первое состояние духовное, первая ступень в лествице блаженств». «Нищета духа, — пишет Святитель далее, — соль для всех духовных жертв и всесожжений. Если они не осолены этой солию, — Бог отвергает их». «Такое состояние — дар благодати, — заключает преосвященный Игнатий, — действие благодати, ее плод, а потому и блаженство» [64].

Итак, нищета духа, смирение сердца есть первая Евангельская заповедь Христова, но она содержит в себе и все последующие добродетели. Недаром сказано Христом, что все Небесное Царство уже принадлежит смиренным, нищим духом людям. Блажени нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф 5:3). Вот к этому-то состоянию и ведет своим Великим умилительным покаянным каноном преподобный Андрей; ведет, показывая шаг за шагом, каково должно быть покаяние. Таким образом, он становится, вместе с другими преподобными отцами, учителем этого спасительного подвига.

И в самом деле, доведя душу до деятельных, глубоких вздохов покаяния, в той же 4-й песни Канона, несколько ниже преподобный Андрей говорит уже и о ступенях последующих добродетелей: Дванадесяте патриархов великий в патриарсех детотворив, — пишет он, — тайно утверди тебе лествицу деятельного, душе моя, восхождения, дети яко основания, степени яко восхождения, премудренно подложив [65].

Здесь приходит на память классический аскетический труд Лествица преподобного Иоанна Лествичника, где подробно разбираются все состояния человека на его пути к Богу по лествице восхождения добродетелей [66]. Сравнительно близкие по временам своего жития, преподобные Андрей и Иоанн имели и близкие понятия о законах духовной жизни. Каждый из Преподобных схожим образом предлагал путь духовной жизни. Представление о духовной жизни, которая может быть уподоблена лестнице восхождения, доводится преподобным Андреем до слуха всех молящихся, поскольку его произведение есть богослужебное песнопение. Лествица преподобного Иоанна известна, главным образом, только инокам. Но — благодарение Богу за то, что через труд преподобного пастыря Критского законы внутренней жизни становятся известными большому кругу присутствующих в храме.

Покаянные вздохи усугубляются, как мы указывали выше, к 7-й песни Канона, где они достигают своего крайнего выражения, где преподобный Андрей говорит о скотских похотях человека, тяжчайших делах, о его страстных и любосластных стремлениях. Житие человека преподобный Андрей называет в этой песни проклятым, говорит о мерзости страстей, о сладострастиях скверных, об умножении негодований, но одновременно все больше и больше в покаянные строки Канона проникают звуки Нового Завета, и покаяние человека облекается опять духовными размышлениями [67]. Силоам да будут ми слезы моя, Владыко Господи, — говорит тогда Преподобный, — да умыю и аз зеницы сердца и вижу Тя умно, Света превечна [68]. Какая милость во всем тропаре, и как чудно удалось сказать преподобному Андрею о зеницах сердца, очах сердца, его глазах. Этот образ хотя и идет от Преподобного из глубины VII века, вполне необходим нам, людям, доживающим век XX, он так же нов и животворящ для нас. Зеницы сердца…

Опять спокойно звучат строки Канона и просятся в душу мирные размеренные звуки, когда мы дальше слышим: Тайная сердца моего исповедах Тебе, Судии моему; виждь мое смирение, скорбь мою, и вонми суду моему ныне, и Сам мя помилуй, яко благоутробен, отцев Боже (песнь 7-я) [69]. Человек уже вошел здесь в свое делание покаяния; он открыл Богу свое самое глубокое, скрытое в нем самом, он сам произнес над собою суд и теперь, как бы очень утомившись от своего напряжения и труда, ждет помилования от благоутробного Бога.
И опять, теперь уже с некоей надеждой вздыхает душа, очищает себя от своих последних терний и в 8-й песни Канона взывает: Пощади, Спасе, Твое создание, и взыщи яко пастырь погибшее, предвари заблудшего, восхити от волка, сотвори мя овча на пастве Твоих овец [70]. В этом тропаре — уже полностью новозаветные образы. Ветхий Завет отошел, человек стал лицом к лицу перед своим Спасителем, он просит, чтобы ему войти в паству Доброго Пастыря, стать его спасенным новозаветным овчатем.

В 9-й песни — вдруг неожиданный, очень нежный образ, обращенный к святому Иоанну Предтече: Горлица пустыннолюбная, глас вопиющего возгласи, Христов светильник, проповедуяй покаяние. Преподобный ублажает святого Предтечу как светильник покаяния и кончает тропарь тем, что тоже проповедует покаяние, ту добродетеь, то чудо и таинство, которому он послужил, написав свой Канон. Зри, душе моя, — кончает он приведенный выше тропарь, — да не увязнеши в беззаконные сети, но облобызай покаяние [71].

Великий канон уже почти кончается, еще несколько стихов — и труд завершен, преподобный Андрей довел до конца исповедь своей жизни, введя и всех христиан в возможность и сладость исповеди и покаяния перед Богом. Уже совсем в конце своего произведения Преподобный только воскликнет, вспоминая благоразумного разбойника: Но, о Благоутробне, яко верному разбойнику Твоему, познавшему Тя Бога, и мне отверзи дверь славного Царствия Твоего [72]. Так, по написании всего Канона Преподобный умолял, чтобы ему сравняться с разбойником.

Человек, вникающий в уроки преподобного Андрея, узнает начертанный ему путь спасения. Не призрачный, не гордый, не восхищающий явления внутреннего мира, а путь очищения своей души, путь покаяния, путь сознания своих неправд и отрицания их. Таким путем человек, утвердивший ноги свои на степени покаяния, может беспрепятственно двигаться и дальше по ступеням восхождения. Но даже и оставаясь на первой ступени, он не теряет ничего и имеет уже все Царство. Таково действие покаяния, которое становится подлинным таинством человеческой жизни, в результате чего человек приобретает непадательное смирение.

А о смирении как особом состоянии человека говорит преподобный Исаак Сирин, аскет и наставник монашества: «Смирись, и смирится тебе небо и земля» [73]. (Примирись сам с собою, и примирятся с тобою небо и земля.) Мы знаем также, что наш великий Достоевский, вникая в суть человеческих отношений на основе Евангелия, сказал: «Смирение… — страшная сила» [74]. Вот к этому состоянию покаяния, нищеты духовной и смирения ведет неуклонным путем исповедь преподобного Андрея Критского, начертанная в его Великом каноне.

В этом великом деле наставления людей церковных на путь непадательного смирения через вникание в нужды, слабости и падения человеков, в деле руководства их по пути покаяния, в указании им подлинных, а не призрачных духовных ценностей, мы усматриваем одно из существеннейших достоинств Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского, не теряющего своей силы и влияния до дней последнего века.

Тропарь, глас 1:

Христову Церковь цевницею языка твоего, / песнословя умильно, возвеселил еси, / богословием же Препетыя Троицы / славу всем сказал еси ясно, / тем тя, яко тайноглагольника, поем, / Андрее, пастырю Критский, / и величаем память твою, / Христа славяще дивнаго во святых Своих.

Ин тропарь, глас 4:

Правило веры и образ кротости, / воздержания учителя / яви тя стаду твоему, / Яже вещей истина. / Сего ради стяжал еси смирением высокая, / нищетою богатая, / отче Андрее, / моли Христа Бога / спастися душам нашим.